и будет ночь
без шума и пыли. и каждый потерянный образ стремится найти уникальное место в системе мира. и каждый потерянный образ кричит да распадается. прячу-прячусь-спрятано
вишни и лозы виноградные режут пальцы. рекой вино, дыхание стучит, бриз смазывает, отмычки да отмычки - лучшая защита
от калек, от могильных плит. прячу-прячусь-спрятано

---

выходные снова незамысловатые. но боже! всё, что раньше падало камнями в голову, теперь ложится ватой. сладкой, липкой ватой. да на соломку, которая подстелена заботливыми руками, горе мне! нежными руками, цепкими, новыми - мягко, мягко вдвойне. и я искренне лгу, фальшиво исповедуюсь, мой выбор выбран и правилен, и бронь не пробить. ни отсутствием денег, ни минимальным процентом сомнений. вещи, которые жаль, увы - не моя деятельность

---

единственный путь, дыхательный - перекрыт. охота кричать, чтоб ломались дома, переходы, плиты, но изнутри только льдины и шипение лебединое рвёт-рвёт-рвёт, да плотины текут - в водоворот
утром писалось, будто я посажена выше, будто высоко сижу, далеко гляжу, далеко предвижу, жуть
в полночь я падаю
два года назад я падаю
я Анна Карина и мои свиданья - ежеминутное умирание воскресение умирание воскресение умирание
и если ты человечен хоть сколько-нибудь, Бог, дай мне силы уснуть

---

диковинно и высоко в новых ролях, которые так похожи на старые, но не они.
боли убыли, безразличье уличено. минутки сочтены
финальный полёт ко дну - привычная эстетика отвратительного вырыла мне могилу. смеюсь да радуюсь. вещи, которые жаль и за которые стыдно - никогда не одни и те же. в этом моя беда
когда чужие системы мигают, моя продолжает гореть. и выбор настолько труден, что я бы не глядя махнула в зиму, на добрый десяток лет. плоскость горизонта шатается, как моё благополучие
мне остаётся быть как-нибудь или лучше

---

каждый день я гляжу да внемлю
девять дамочек бреют лобки, девять дамочек бреют голени. в душной душевой, девять дамочек совсем голенькие! и я расцветаю с тоски:
чаще сижу спиной к морю, чаще ложусь до отбоя, чаще вру. тем временем
в моей дефективной любви каждый разбит по-своему. кто вдребезги, кто на куски
кто целиком и полностью

---

кто ты, улица, маленькая разлучница, ручеёк с полчищем пограничников, да зачем
боже, уже тошно, пустословно, полнофразно, в любых грехах да бедах
переменами, перекурами, я исповедуюсь. радужки срываются, самопальные хризопразы - гаснут гаснут погасли
загнивают Фивы, амфитеатр последний падает, я леплю из желе с ароматом киви Свежайший Завет. я леплю из воды и мыла нежнейший кнут, в каждый двор, танцуя, лью из туч раствор - радужки срываются. гаснут гаснут

---

библиотекарь, братец, каталоги дымятся
пепелятся, пусто да вкусно. будто золотые реки бегут, заливают поля, небольшими неизбежностями. по дорогам в рим, в четвёртый, новый, где даже звери жувут по законам 'быть, а не казаться, бить, а не касаться. ломать, а не гнуть - ломать пальцы, жечь иконы
справлюсь как-нибудь. начинается личное лето, крошечное, но спичечное
оно будет светить и греть, просвещусь и согреюсь. соберу с полей урожай, накормлю почву и начну

---

добрый вечер, до этих пор, ты помнишь запах боли, а позже - нули

---

я не слушаю, но продолжаю слышать. не старалась дышать, но радуюсь подобной возможности. очередной день номер откровение прожит из ума и выжат. и скромно визжит 'верю, верю. скоро мои моря разольются и уютные берега примут окончательные очертания. и вавилон мой восстанет, пепельный, клейкий, плотный, будто не было никакой войны. заскрипят ворота да засияют башни серебром. по каждой извилине едким гротеском пройдётся мысль да с мыслью, и, одна за другой, съедят себя, они съедят, сожрут. аппетит, жажда, вожделение, живо

---

только приготовился цвести, а пришёл октябрь
голова горит, губы гнутся. полдень положит да помажет, в пять пар подушек. дня нет, света нет, новый, хуже. мир есть. прежний
провокационный, как каждый трип

---

смог стелется, ветер гонит огненных лошадей пастись в другие поля
я верхом. ты верхом. по губительной тропинке победителя. ничто не возвышается, не. ниспадает. ничто (ошибка всё-таки есть). ошибку сложно найти. собственную жизнь припомнить сложнее - каждая попытка венчается внеочередным приступом и парой свежих заблуждений. но я поднимаю руки и аплодирую: мы приветствуем новую годовщину моей амнезии. годовщину под палящим солнцем да с пылающим сердцем, за алеющей целью по приморским аллеям, в изобилии и болезненном избытке. убыли. уединения единения уединения. игра окончена, да здравствует игра! без сценария да без суфлера
неадекватно самооправдан, аналитически растерян. оно и всякое из наших мы - требуем удовлетворения базовых потребностей (благоговение! благоговение!) в час труда, в час потехи. семь раз очаруй, один отрезви, и поехали

---

фундамент даёт трещину, мои ночи - днём, и дом снесён. отдохну и построю новый. молиться на синергию, проклинать её - время прошло, фокус сработал: мои ответы самые верные, мои решения самые элегантные, я справа. но не только дух да пара призраков кормили меня. дивные силы - чужая вера, не чужая вера, здоровая злость и цель небесная-поднебесная. снова заново
кроме первого, каждое наше прощание было изломано, как мы, печенье с маком. крошится. старая свеча, то гнётся, то ломается. в предчувствии жизни
детская дилемма решена: я буду лучшей из худших, и каждый худший вскоре обретёт вселенскую мудрость и доброту

---

я всё отдам, чтоб эта сливочная тьма длилась вечно, чтоб ализариновое полнолуние не заканчивалось, но каждая южная трасса однажды упирается в море и требует решать задачи. сонные лодочки тонут, ты на краю. китти ву - я больше не пою, я больше не, я меньше
ализариновое полнолуние царствует, будь что будет. или нет, белая язва-плазма, вылезай, я готова смотреть скорей на тебя, чем

---

у настоящей эйфории, как у агонии, дикая гримаса и мокрые глаза. чайки улетают спать, когда я ломаю грудную клетку и достаю изнутри сердце, моё пылающее сердце, будто Данко, котам да глупым мотылькам. немного труда - зрелая пшеница превращается в свежее печенье, тёплое, и в этой теплоте - моя последняя отрада, моя единственная угроза, безмятежная. серотонин с дофамином пляшут вальс под музыку снежного рокота сначала, под музыку тишины чуть позже, да под ровный шёпот колёс тоже. однажды и до сих пор, мы опоздали беречь себя, но в надежде беречь ещё кого-нибудь остаёмся живы, иногда, дивно

---

пальцы растут к небу, мысли бегут к окончанию летней жары, моё счастье
благоухает
немного бумагой, немного зрелой пшеницей, немного незрелостью. мне бы каждой частью в мягкую прохладу и молиться, и бояться, и сигналить - взглядом, жестом, пускай да отпускай скорей
с каждой стены на меня смотрит я - не я, злая, бескомпромиссная. но носить себя дольше некуда, когда принять стало легче, чем противиться, когда принять теперь не омерзительно (медный король, медный король), переживать становится сложней (море волнуется раз), боль приятней (два), замираешь, как перед автокатастрофой, как если бы каждая я - не я была фигурой морской
ежесекундно я переживаю волнение провала, переживаю снова и снова момент, где пальцы скользят по поручню и срываются. провал неизбежен, где бы я ни оставалась - быть чужим среди чужих, среди своих, среди близких и
каждый охотник желает знать, кто ответит, если резервы исчерпаны. каждая жертва желает
громила ловит белку, голыми руками, я гляжу сверху да усиками-антеннками ловлю космические фейерверки, чистые, как день без любви, как ночь без кошмаров, в которых поезда поезда вагоны и время разбивает голову

---

как каждая вещь имеет тенденцию к завершению, так и я имела. мы вернулись в век эффектов, в эру водопоя, нам здесь нравится. первичные стихии сгущаются и овладевают
бам! строится храм. сапфировые ноги Кали танцуют над опасениями
предпринять бы меры невозможности. особенно следует воздержаться от резких суждений, "духа озлобления и всякого dénigrement". уединись, смирно голодай да жажди
вера не справляется, надежды и не было. даже мерещилось, бушует пожар, но только угольки пекут небо - злые, умирающие
бам! я топаю ногами. шапка мономаха на мне

---

проснешься снова от тремора и удушья - предчувствуешь очередной добрый день. вытянешь обрывки ночных кошмаров из памяти - ещё одну добрую ночь в коллекцию добавишь
иллюзии в иллюзиях, как моря в морях, разливаются. эшафот в соседнем дверном проёме имеет аромат если не опасности, то хотя бы перманентных хьюго босс. беженцы не бегут, а едут, на плацкартных полках подо мной, надо мной, со всех сторон беженцы не едут, а бегут
я тоже хочу бежать, и никак иначе, и так - тоже никак. поток мышления каждый раз вырывается из под контроля и утекает в тоску, горчичную, едкую. прошлое испуганно исчезло, будущего не видать и в помине. впомнить бы

---

авантюрные перестрелки уходят ненадолго, но возвращаются с официальным статусом
я сновижу войну
в ней - моё второе нечто, в равной степени не моё, но с различным сценарием. композиция монтажная, табак извивается. корни окаменевшими змеями контролируют дворы. воспроизвожу каждый первый поцелуй и спотыкаюсь - из памяти вырезан каждый первый акт, что есть до боли обидно
нереиды плачут незаметно, неожиданно. пусть хоть моё появление на земле ожидалось. от притязаний не избавиться
эта война из ряда вон. только я в ряду. белый флаг давно испачкан и кричит 'до погибели', но сама не кричу - оборачиваюсь, побеждаю, видели?

---

у меня есть тайна
моя тайна лучше ваших тайн
мокрой асфиксией по голове да в голову, и пить (помиловать нельзя). одно число - десятки сумм, каждое море - своя соль. теперь и облака гаснут, а мнимая погоня продолжается. штаб-квартира раз, штаб-квартира два - в каждых глазах по штаб-квартире. циклоп прищурился и упустил момент
ВСЯКОЕ МЕСТО УЖЕ СЛУЧАЛОСЬ
всякая постель - моя домашняя колыбель. на всяком отпечатке пальца рассыпаны крошечные солнца. тони - не тони, не смоешь
(звучит псалом 18)
легкие тяжелы, укус за укусом, кошки уходят прочь. одно из солнц постояло да сползло. но те подлецы, что умеют ходить по дну, сутками, годами, - глядите! - они ликуют
одно из солнц больше не светит. спрятано глубоко, надёжно
моя тайна лучше ваших тайн

---

а теперь расскажи мне, как это так
почему улыбаешься, когда до грядущего провала рукой подать, когда риск громаден и величественен, неоправдан, когда ты сам себя не оправдал и правды не касаешься никаким из углов
треть часа ворожбы на шпалах, колдовать себе хрупкое равновесие, соглашаться и выдумывать. в одном из подпространств я хочу созерцать, хочу бояться прикоснуться. в другом - скользила бы пальцами вечность, зажмурившись. здесь или там, мы являемся друг другу в чистом виде, - едва ли. когда все свойства, синтезируемые в образ осязаемый и неосязаемый, носят чёрное "минус"-клеймо, становится очевидным моё мастерство раздевания, раздевательства, бичевания. обнажать медленно, удары класть ровно, индифферентно.
дебют состоялся (трижды, четырежды), а мне всё кажется, будто мне что-то кажется. и кем бы я сама ни мерещилась - инкой, нонкой - от ощущения тотальной вторичности не убежать, не избавиться. только кропотливо выдумывать день, новый, инициативный, выдумывать до заката, хоронить до рассвета. кудесничать скупо, слушать речи одна глупее другой и радоваться